Хантер томпсон - страх и отвращение в лас-вегасе. Страх и ненависть в лас-вегасе, или дикое путешествие в сердце американской мечты Страх и ненависть в лас вегасе роман

Хантер Томпсон

Страх и отвращение в Лас-Вегасе:

Дикое путешествие в Сердце Американской Мечты

Тот, кто становится зверем, избавляется от боли быть человеком.

Доктор Самуэль Джонсон

Предисловие

Первые две главы из «Страха и Отвращения» были опубликованы в журнале «Птюч» (№9, 1998). К сожалению, «Птюч» остался верен себе - копирайт автора, а также имя переводчика поставлены не были, несмотря на то, что это была первая публикация отрывка из романа Хантера Томпсона в России (перевод которого делался в 1995-м году в таких же условиях, в которых создавался сам роман - перевод начитывался на диктофон во время мескалинового автопробега Алекса Керви и Майка Уолласа по английским городам). В октябрьском номере редакция «Птюча» принесла своеобразное извинение, прорекламировав предстоящий (в начале следующего года) выход книги на русском языке с оригинальными иллюстрациями Ральфа Стэдмэна в недавно созданном, первом альтернативном (по нынешним политкорректным временам) издательстве в России «Tough Press». «Велика преисподня, а отступать некуда», - заметил по этому поводу (и многим другим) Георгий Осипов.

Фото жирного главного редактора «Птюча» И. Шулинского, застывшего с пишущей машинкой в позе Джонни Дэппа, сыгравшего роль Хантера Томпсона в фильме Терри Гильома «Страх и Ненависть в Лас-Вегасе» - без комментариев… «Гонзо» входит в моду в России. «О последнем фильме мы написали очень много в этом номере», - пишет Шулинский. «Мы вместе затравили зверя!» - сказала болонка волкодавам. Не упомянут покойный Антон Охотников, фрагменты из работы которого по Хантеру Томпсону использованы «Птючом» - читайте «Великую Акулу Хант» (стр. 26–27 в номере журнала). Что касается Алекса Керви, одного из участников международного артистического «Johnson Family»-сообщества TRI (в которую, как один из проектов, собственно и входит «Tough Press» в России), то, видимо, тянет его «нехороший» international послужной список - несколько загадочных арестов и еще большее количество задержаний по разным поводам, из которых ему непонятным образом удалось выпутаться).

Это и неудивительно - на членов TRI теперь постепенно начинают списывать все смертные грехи - пособничество международному терроризму (Майка Уолласа [естественно, это псевдоним] и легендарного Доктора, сделавших себе несколько пластических операций, до сих пор разыскивают в этой связи по всему миру все, кому не лень), связи с нацистами (TRI еще называют «Артистическим Аненэрбе»), британскими, американскими и израильскими (!!!) спецслужбами, наркомафией (глобальная легализация наркотиков?!!!), тесные контакты с масонскими организациями, пропаганда сатанизма (???!!!), пособничество теневым хакерам и т.п. И уж совсем невинным актом в деятельности TRI смотрится обвинение в устранении тощей крысы Леди Ди (???!!!), сотрудничество с гомосексуальной мафией (сообществом?). Кто-то говорит о «всемирном заговоре либералов, которые с помощью наркотиков и нечеловеческой музыки пытаются подорвать основы западной цивилизации» (режиссер Пол Морриси), другие говорят о заговоре «молодой английской аристократии» (артистической в том числе). Хорошо, что TRI еще не обвинили в порочащих их связях с инопланетянами и мифической подземной цивилизацией Врил-Йа - тут уж не миновать ситуации «Зомби, подвешенные за яйца».

Американские евангелисты-антропозаоны полагают, что Зверь придет именно из России. Что ж, Зверя оттуда они и получат (откуда приходит Аслан?), а там поди разбирайся, кто из них лучше знал богословие. «Мы должны быть для Врага и его холопов-софти воплощением абсолютного зла - то есть самими собой. Этого требует честь и верность могуществу нашей седой древности. Будьте Ромео, который убивает Тибальта, сохраняя верность Джульетте» (Гарик Осипов).

Эй-Кей выскакивает в одну из январских ночей 97-го в Кройдоне с черным дипломатом из служебного хода здания, принадлежащего одной британской корпорации. За несколько мгновений до этого он выбивает входную дверь, невзирая на включенную шумовую сигнализацию добирается до одного офиса, выбивает дверь там и что-то забирает. У дверей его встречают полицейские. «Это сделали вы?» - спрашивают они. «Да, я», - отвечает Эй Кей. «На каком основании?» «Это было сделано в интересах нескольких государств, на дальнейшие вопросы я отказываюсь отвечать.» «Следуйте за нами.» В участке полицейские и другие персонажи (из мультфильмов?) обыскивают дипломат - в нем лежит здоровый звериный зуб. И больше ничего. «Что это?» - следует вопрос. Ответ: «Медвежий зуб. Это 13-й век. Золотое время Великого Императора и его безмазовых потомков-ублюдков. Будьте очень осторожны. Это уникальная вещь в своем роде.» «Значит так и запишем - ценный медвежий зуб?» «Или волчий… Запишите лучше просто - ценный зуб»… «Про-тив-ник…», - неожиданно кто-то из присутствовавших сказал по-русски…«Это вы пытались взломать двери здания за ночь до этого?» - продолжил он по-английски. «Нет, вероятно это другие про-тив-ни-ки. Впрочем, давайте отложим все объяснения до утра», - ответил Эй-Кей. Всего через два часа без всяких объяснений он был выпущен из участка с дипломатом, в котором лежал зуб. На следующий день некто Р. из Кентербери, довольно известный в музыкальных кругах (и не только), спросил его: «Так что ты делал на Парти Полной Луны в „Ковчеге“?»…

Писал кровью рассказ - Вечеринка Полной Луны.

Я во многое не мог поверить, пока не познакомился с уникальными магнитофонными записями в разных инстанциях (скажем это деликатно). «Да, черт возьми, - подумал я, - Our day will come & we`ll have everything.» (песня Фрэнки Уайли и «Времен Года»)

В. Б. Шульгин

Часть первая

Мы были где-то на краю пустыни, неподалеку от Барстоу, когда нас стало накрывать. Помню, промямлил что-то типа: «Чувствую, меня немного колбасит; может ты поведешь?…» И неожиданно со всех сторон раздались жуткие вопли, и небо заполонили какие-то хряки, похожие на огромных летучих мышей, ринулись вниз, визгливо пища, пикируя на машину, несущуюся на пределе ста миль в час прямо в Лас-Вегас. И чей-то голос возопил: «Господи Иисусе! Да откуда взялись эти чертовы твари?».

Затем все снова стихло. Мой адвокат снял свою рубашку и лил пиво себе на грудь - для лучшего загара. «Какого хрена ты так орешь?» - пробормотал он, уставившись на солнце с закрытыми глазами, спрятанными за круглыми испанскими темными очками. «Не бери в голову, - сказал я. - Твоя очередь вести». И, нажав на тормоза, стопанул Великую Красную Акулу на обочине хайвэя. «Без мазы упоминать об этих летучих мышах, - подумал я. - Бедный ублюдок довольно скоро сам увидит их во плоти».

Уже почти полдень, а нам все еще оставалось проехать более сотни миль. Суровых миль. Я знал - времени в обрез, нас обоих в момент растащит так, что небесам станет жарко. Но пути назад не было, как и времени на отдых. Выпутаемся на ходу. Регистрация прессы на легендарную «Минт 400» идет полным ходом, и нам нужно успеть к четырем чтобы потребовать наш звуконепроницаемый номер люкс. Модный спортивный нью-йоркский журнал позаботился о брони, не считая этого большого красного Шевро с открытым верхом, который мы взяли напрокат с парковки на Бульваре Сансет… А я, помимо прочего, - профессиональный журналист; так что у меня было обязательство представить репортаж с места событий, живым или мертвым. Спортивные редакторы выдали мне наличными триста баксов, большая часть которых была сразу же потрачена на «опаснейшие» вещества. Багажник нашей машины напоминал передвижную полицейскую нарколабораторию. У нас в распоряжении оказалось две сумки травы, семьдесят пять шариков мескалина, пять промокашек лютой кислоты, солонка с дырочками, полная кокаина, и целый межгалактический парад планет всяких стимуляторов, транков, визгунов, хохотунда… а также кварта текилы, кварта рома, ящик Бадвайзера, пинта сырого эфира и две дюжины амила.

Вся эта хренотень была зацеплена предыдущей ночью, в безумии скоростной гонки по всему Округу Лос-Анджелеса - от Топанги до Уоттса - мы хватали все, что попадалось под руку. Не то, чтобы нам все это было нужно для поездки и отрыва, но как только ты по уши вязнешь в серьезной химической коллекции, сразу появляется желание толкнуть ее ко всем чертям.

Меня беспокоила всего лишь одна вещь - эфир. Ничто в мире не бывает менее беспомощным, безответственным и порочным, чем человек в пропасти эфирного запоя. И я знал, мы очень скоро дорвемся до этого гнилого продукта. Вероятно, на следующей бензоколонке. Мы по достоинству оценили почти все остальное, а сейчас - да, настало время изрядно хлебнуть эфира, а затем сделать следующие сто миль в отвратительном слюнотечении спастического ступора. Единственный способ оставаться бдительным под эфиром: принять на грудь как можно больше амила - не все сразу, а по частям, ровно столько, сколько бы хватило, чтобы сохранять фокусировку на скорости девяносто миль в час через Барстоу.

Хантер С. Томпсон Страх и ненависть в Лас-Вегасе , или Дикое путешествие в сердце Американской Мечты. (Впервые опубликовано в журнале "Роллинг Стоун", NN 95 (11.11.71) и 96 (25.11.71) под псевдонимом "Рауль Дюк"). Бобу Гейгеру, По причинам, которые незачем здесь объяснять, и Бобу Дилану, за песню " Mister Tambourine Man ".

"Тот, кто делает из себя зверя,

избавляется от боли бытия человеком".

Доктор Джонсон.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Мы были где-то в окрестностях Барстоу, на окраине пустыни, когда в дело вступили наркотики. Помню, я сказал что-то вроде: - У меня чуток голова кружится; может, лучше ты поведешь... И вдруг повсюду вокруг нас поднялся дикий рев, и небо заполнили какие-то твари, вроде огромных летучих мышей, они визжали, бросались и рушились на машину, которая шла под сотню миль в час с опущенным верхом в сторону Лас-Вегаса. И чей-то голос вопил: - Господи-Иисусе! Что это за чертовы звери? Потом снова стало тихо. Мой адвокат стащил рубашку и лил пиво себе на грудь, чтобы ускорить процесс загара. - Какого хрена ты там орешь? - промычал он, подняв лицо к солнцу, закрыв глаза и прикрыв их полумесяцами испанских солнечных очков. - Никакого, - ответил я. - Твой черед вести машину. Я дал по тормозам и направил нашу Великую Красную Акулу к обочине шоссе. Ни к чему поминать летучих мышей, подумал я. Этот жалкий ублюдок скоро сам их увидит. Был уже почти полдень, а нам по-прежнему оставалось пройти больше сотни миль. И мили эти будут тяжелы. Очень скоро, я точно знал, мы оба окажемся полностью вымотаны. Но не было уже ни пути назад, ни времени на привал. Нам придется совершить прорыв. Регистрация прессы на легендарные "Минт-400" уже началась, а нам нужно явиться туда к четырем, чтобы занять личный звуконепроницаемый номер. Престижный спортивный журнал в Нью-Йорке позаботился обо всех резервах, включая этот здоровенный красный "Шеви" с убирающимся верхом, которой мы только что взяли напрокат на стоянке в Сансет-Стрип... а я был, в конце концов, профессиональный журналист; поэтому имел обязательство осветить историю, хорошей ли или плохой та выйдет. Кроме того, спортивные редакторы дали мне $300 карманных, большая часть которых была уже потрачена на крайне опасные наркотики. Багажник машины выглядел как передвижная полицейская наркологическая лаборатория. У нас было два пакета травы, семьдесят пять шариков мескалина, пять листов марок высокомощной кислоты, полсолонки кокаина и целая галактика разноцветных повышалок, понижалок, визжалок, хохоталок; а также кварта текилы, кварта рома, ящик "Будвейзера", пинта чистого эфира и две дюжины колес амилнитрата. Все это было собрано прошлой ночью, в диком высокоскоростном рейде по всему лос-анджелесскому округу, - от Топанги до Уоттса, мы подбирали все, на что могли наложить лапу. Речь не о том, что нам все это было нужно в дорогу, но если раз тебя заклинит серьезно коллекционировать наркоту, то появляется склонность выжимать до последнего. Единственное, что волновало меня по-настоящему, это был эфир. В целом свете нет ничего беспомощнее, безответственнее и ущербнее, чем человек в глубинах эфирного прихода. А я знал, что и в эту гниль мы полезем, причем довольно скоро. Скорее всего, на следующей бензоколонке. Мы попробовали понемногу всего, и теперь - да, пришло время хорошо занюхнуть эфира. А потом следующую сотню миль пройти в спазматическом ступоре жуткого, слюнявого типа. Единственный способ не воткнуть под эфиром - заделать побольше колес амилнитрата, не все сразу, но постепенно, просто чтобы поддерживать концентрацию на скорости в девяносто миль в час на пути через Барстоу. - Чувак, вот это я понимаю, так путешествовать, - сказал мой адвокат. Он склонился накрутить громкости на радио, мыча под ритм-секцию и выстанывая, что ли, слова. - "Один напас по очереди, о Боже милостивый... Один напас по очереди..." Один напас? Дурачок! Подожди, вот увидишь скоро чертовых летучих мышей. Я едва мог расслышать радио... рухнув на дальний конец сиденья, вцепившись в магнитофон, врубленный на полную катушку на "Симпатию Дьявола". Это была наша единственная кассета, поэтому мы крутили ее постоянно, снова и снова, вроде безумного противовеса для радио. И еще чтобы поддерживать для себя дорожный ритм. Постоянная скорость хороша для замера топлива - а по какой-то причине, тогда это казалось важным. Серьезно. В странствиях вроде этого важно следить за потреблением горючего. Избегать всяческих взрывов ускорения, которые вызывают отлив крови к задней части мозга. Мой адвокат заметил автостопщика задолго до меня. - Давай подбросим парня, - предложил он; и прежде чем я смог подобрать хоть какой-то аргумент, он притормозил, а этот несчастный паренек-Оуки бежал к машине, широко скалясь, со словами: - Ах, черт! Никогда не ездил в машине с открытым верхом! - Что - да? - спросил я. - Ну так ты, выходит, типа готов, а? Паренек страстно кивнул, и мы с ревом стартовали. - Мы твои друзья, - сказал мой адвокат. - Мы не то, что некоторые. "О Боже", - подумал я. Это он маленько загнул. - Хватит болтать, - сказал я резко. - А то пиявок тебе приставлю. Он ухмыльнулся и вроде бы понял. К счастью, рев в машине стоял настолько жуткий - от ветра, радио и магнитофона - что паренек на заднем сиденье не мог расслышать ни одного слова, сказанного нами. Или мог? Как долго мы сможем продержаться? - интересно было мне. Сколько, прежде чем один из нас начнет бредить и нести пургу этому парню? И что он тогда подумает? Эта самая безлюдная пустыня была последним известным пристанищем семьи Мэнсонов. Перейдет ли он на гадливый уровень общения, когда мой адвокат начнет орать про летучих мышей и электрических скатов, спускающихся на машину с небес? Если так - что же, тогда придется отрезать ему голову, и закопать его где-нибудь. Иначе без слов понятно, что на волю отпустить его нельзя. Он моментом сдаст нас каким-нибудь нацистам из местного законного силового бюро, и те будут гнаться за нами, как свора собак. Боже! Я сказал это вслух? Или просто подумал? Я разговаривал? Они меня слышали? Я вытаращился на моего адвоката, но тот погрузился в забвение - глядя на дорогу, управляя мимоходом нашей Великой Красной Акулой на скорости под сто десять или где-то так. С заднего сиденья не доносилось ни звука. Наверное, стоит мне поболтать с парнем, подумал я. Может, если я объясню что к чему, он успокоится. Понятное дело, развернулся я на сиденье и подарил ему красивую широкую улыбку... восхитившись формой его черепа. - Между прочим, - сказал я. - Есть кое-что, что ты, пожалуй, должен понимать. Он пялился на меня, не моргая. Зубами скрипел, что ли? - Ты слышишь? - проорал я. Он кивнул. - Хорошо, - сказал я. - Потому что мне хочется, чтобы ты знал - мы на пути в Лас-Вегас в поисках Американской Мечты, - я улыбнулся. - Поэтому мы взяли напрокат эту машину. Есть только один способ провернуть такое. Вдуплился? Он снова кивнул, но глаза у него были нервные. - Хочу, чтобы у тебя была вся подноготная, - говорю. - Потому что это очень грозное поручение - с обертонами предельной личной опасности... Черт, совсем забыл про пиво - будешь? Он помотал головой. - Может, эфира? - предложил я. - Что? - Ничего. Давай перейдем сразу к сердцевине всего дела. Видишь ли, около двадцати четырех часов тому назад мы сидели в "Поло-Ланж", что в отеле "Беверли-Хиллз" - в открытой части, конечно - и вот, сидим мы, значит, под пальмой, когда ко мне подходит карлик в униформе, с розовым телефоном, и говорит - "Наверное, это тот самый звонок, который вы ждали все это время, сэр". Я засмеялся и вскрыл банку с пивом, которая залила пеной все заднее сиденье, пока я продолжал дальше: - И, представляешь? Он был прав! Я ждал этого звонка, но не знал, от кого он будет. Ты успеваешь за мной? Лицо нашего мальчика было маской из смеси чистого испуга и озадаченности. Я гнал дальше: - Хочу, чтобы ты понимал, что человек за рулем - это мой адвокат! Это не просто какой-то дегенерат, которого я подобрал в Стрип. Е-мое, да глянь на него! Он не похож на тебя или на меня, так? Это потому, что он иностранец. Думаю, вроде бы полинезиец. Но это не важно, так ведь? У тебя разве есть какие-то предрассудки? - О черт, нет! - булькнул он. - Я так не думаю, - сказал я. - Потому что, несмотря на его расу, этот человек мне предельно дорог, - я взглянул на моего адвоката, но его разум был где-то в других краях. Я рубанул кулаком по спинке водительского сиденья. - Это важно, черт побери! Так все и было! Машина тошнотворно вильнула, потом выровнялась. - Руки, сука, подальше от моей шеи держи! - крикнул мой адвокат. Парень на заднем сиденье выглядел так, словно готов был тут же выскочить из машины и испытать судьбу. Наши вибрации становились мерзкими - но почему? Я терялся в догадках. В этой машине исчезла связь между человеческими существами? Мы уже выродились до уровня тупых скотов? Потому что история моя была правдой. В этом я был уверен. И она была предельно важной, как мне чувствовалось, важной для того, чтобы абсолютно ясно рассказать о смысле нашего путешествия. Мы действительно сидели там, в "Поло-Ланж" - долгие часы - потягивая сингапурский слинг с мескалем на ободке и пивом в качестве запивона. И, когда пришел звонок, я был готов. Карлик осторожно приблизился к нашему столику, помнится, и когда он вручил мне розовый телефон, я ничего не говорил, только слушал. А потом повесил трубку, повернув лицо к моему адвокату. - Это из штаба, - сказал я. - Они хотят, чтобы я тут же ехал в Лас-Вегас, и связался с фотографом по имени Ласерда. У него все подробности. Мне нужно только вселиться в номер, и он меня разыщет. Некоторый момент мой адвокат не говорил ни слова, потом вдруг ожил на стуле. - Эх, черт! - воскликнул он. - По-моему, я вижу суть дела... И оно, кажется, очень непростое. Он заправил свою майку цвета хаки в расклешенные брюки из белого трикотажа и заказал еще напитков. - Тебе потребуется много советов адвоката, прежде чем все закончится, - сказал он. - И вот мой первый совет: ты должен взять напрокат очень быструю машину без верха, и свалить к чертям из Лос-Анджелеса как минимум в сорок восемь часов. Он печально помотал головой. - Мои выходные накрываются, потому что, естественно, придется ехать с тобой - и нам нужно убиться по полной. - Почему нет? - ответил я. - Если такие вещи вообще стоит делать, то их стоит делать правильно. Нам понадобится чуток приличного оборудования и порядком денег на карман - хотя бы на наркоту и сверхчувствительный магнитофон, для длительной записи. - О чем вообще репортаж? - спросил он. - "Минт-400", - ответил я. - Самые дорогие внедорожные гонки мотоциклов и песчаных багги в истории организованного спорта - фантастический спектаклю в честь некоего толстозадого гроссеро по имени Дэл Уэбб, который владеет роскошным отелем "Минт" в самом сердце центральных районов Лас-Вегаса... по крайней мере, так говорится в пресс-релизе; мой человек в Нью-Йорке просто прочел его мне вслух. - Ну, - сказал он. - Как твой адвокат, советую купить мотоцикл. Как иначе ты сможешь правдиво осветить такое мероприятие? - Не годится, - возразил я. - Где бы нам заполучить "Уинсента Черную Тень"? - Это что? - Фантастический байк, - ответил я. - В новой модели что-то около двух тысяч кубических дюймов, на тормозе набирает две сотни лошадиных сил на четырех тысячах оборотов в минуту, на магниевой раме, с двойным сиденьем из пенополистирола, и со всем снаряжением весит ровно двести фунтов. - Вроде бы звучит подходяще для этой фигни, - сказал он. - Так и есть, - заверил я его. - Эта сука не особо на поворотах, но полный абзац по прямой. Обойдет Ф-111 до взлета. - До взлета? - переспросил он. - А мы справимся с таким колбасевом? - Запросто, - сказал я. - Позвоню в Нью-Йорк по поводу чуток денег. 2. Изъятие $300 у женщины-хавроньи в Беверли-Хиллз Офис в Нью-Йорке оказался незнаком с Винсентом Черной Тенью, оттуда меня перенаправили в Лос-Анджелесское бюро, - которое на самом-то деле находится в Беверли-Хиллз, всего в нескольких кварталах от "Поло-Ланж", - но когда я добрался туда, насчет денег, - женщина отказалась выдать мне больше $300 наличными. Она понятия не имеет, кто я такой, сказала она, - а сам я к тому времени уже обливался потом. У меня для Калифорнии слишком густая кровь: в этом климате мне никогда не удается внятно ничего объяснить, - не промокнув же от пота... не с красными глазами и дрожащими руками. Так что я взял $300 и ушел. Мой адвокат ждал в баре за углом. - Понту с них никакого, - сказал он. - Пока нам не дадут неограниченный кредит. Я заверил его, что нам дадут. - Вы все, полинезийцы, одинаковы, - говорю ему. - Никакой веры в коренную порядочность культуры белого человека. Боже, да час назад мы сидели, вон, в паршивом байджинио, угашенные и парализованные на все выходные, и тут звонит некий абсолютный незнакомец из Нью-Йорка, говорит мне, мол, езжай в Лас-Вегас и пофиг расходы - и потом отсылает меня в Беверли-Хиллз, где еще один абсолютно незнакомый человек выдает мне $300 живыми деньгами за просто так... Братан, я тебе говорю, вот она - Американская Мечта в действии! Да мы идиоты, если не прокатимся на этой дикой торпеде до самого конца и предела. - И то правда, - сказал он. - Мы должны. - Верно, - подхватил я. - Но сперва нам нужна машина. А потом - кокаин. И еще магнитофон для особой музыки и пару рубашек "акапулько". Подготовиться к поездке вроде этой, чуяло мое сердце, можно только нарядившись павлинами и сорвав крышу, а потом с визгом через пустыню - и осветить старт. Никогда нельзя упускать из виду прямую ответственность. Но в чем заключался материал? Никто не удосужился сообщить. Так что отбарабанить его нам придется самим. Вольное Предприятие. Американская Мечта. Горацио Элджер сходит с ума от наркотиков в Лас-Вегасе. Вперед, за дело - экстремальная журналистика чистейшей воды. Был еще социально-психологический фактор. Отныне и всякий раз, когда жизнь осложняется, и близится всяческая фигня, единственное настоящее исцеление - нагрузиться гнусной химией и ублюдски прокатиться потом из Голливуда в Лас-Вегас. Чтоб расслабиться, именно так, в утробе пустынного солнца. Взять, убрать верх машины и привинтить его, вымазать лицо в белый крем для загара и выдвинуться с музыкой на полную громкость и хотя бы пинтой эфира. Раздобыть наркотиков проблемой не было, а вот машину и магнитофон непросто накружить в полседьмого вечера в пятницу в Голливуде. У меня машина уже была, но куда теснее и медленнее, чем нужно для пустыни. Мы отправились в полинезийский бар, и оттуда мой адвокат сделал семнадцать звонков, пока обнаружил кабриолет адекватной мощности и правильного цвета. - Пускай повисит, - слышу его реплику в адрес телефона. - Мы придем торговаться через полчаса, - а потом, после паузы, он заорал. - Что? Конечно, у джентльмена есть крупная кредитная карта! Ты, сука, представляешь себе, с кем ты говоришь? - Не позволяй этим свиньям на себя давить, - сказал я, когда он хлопнул трубкой о телефон. - А теперь нам нужен аудио-магазин с лучшим оборудованием. Никаких бирюлек. Мы желаем один из новых бельгийских "Гелиоваттов" с голосоуправляемым направленным микрофоном, чтобы ловить разговоры из проезжающих машин. Мы сделали еще несколько звонков, и наконец обнаружили нужное нам оборудование в магазине где-то за пять миль. Он был закрыт, но продавец обещал, что подождет, если мы поторопимся. Но мы задержались по дороге, когда ехавший перед нами "Стингрей" задавил пешехода на Сансет-Стрип. Магазин уже закрылся к тому времени, как мы добрались. Внутри были люди, но они не желали подойти к двойной стеклянной двери, пока мы не пнули ее пару раз, показав им, что да как. Наконец, два продавца, полировавшие автомобильные диски, подошли к двери, и нам удалось поторговаться через щелочку. Потом они приоткрыли дверь ровно настолько, чтобы высунуть наружу оборудование, после захлопнув и снова закрыв ее. - Давайте, забирайте это, и валите отсюда к чертям, - крикнул один из них сквозь щель. Мой адвокат обернулся и потряс в их сторону кулаком. - Мы вернемся, - крикнул он. - И как-нибудь я кину, сука, бомбу в это заведение! У меня на чеке твое имя! Я выясню, где ты живешь, и спалю тебе дом! - Теперь у него будет над чем поразмыслить, - пробормотал он, когда мы отъезжали. - Этот парень - психопат-параноик, по любому. Их сразу видать. Потом у нас снова возникли проблемы в автопрокате. Подписав все бумаги, я забрался в машину и почти потерял управление, пока сдавал назад, через стоянку к бензоколонке. Человека из проката заметно трясло. - Скажите, ну... э-э... вы же, ребята, машину побережете, ага? - Конечно. - Ну, боже мой! - сказал он. - Вы только что слетели задом с того двухфутового бетонного постамента и даже не замедлились! Пятьдесят пять на задней! И еле разминулись с бензоколонкой! - Ущерба нет, - заявил я. - Всегда так проверяю трансмиссию. Задний предел. На фактор стресса. Мой адвокат тем временем занимался переноской льда и рома из "Пинто" на заднее сиденье кабриолета. Мужчина из проката нервно за ним наблюдал. - Скажите, - спросил он. - А вы, ребята, часом не пьяны? - Я нет, - говорю. - Да наполни ты хренов бак, - выпалил мой адвокат. - Мы чертовски спешим. Мы на пути в Лас-Вегас, на пустынные гонки. - Что? - Ничего, - говорю. - Мы ответственные люди, - я проследил, как он навинчивает крышку на бак, потом перебросил агрегат на первую, и мы нырнули в автомобильный поток. - Еще один нервный, - сказал мой адвокат. - Этого, наверное, расколбасило под бодяжной кислотой. - Ага, взял бы угостил его красненькими. - Красненькие такой свинье не помогут, - ответил он. - К черту его. Нам нужно позаботиться о куче дел, прежде чем можно будет выбираться в дорогу. - Я бы раздобыл парочку церковных ряс, - говорю. - В Лас-Вегасе могут пригодиться. Но костюмные магазины были закрыты, а грабить церковь мы не стали. - В падлу, - сказал мой адвокат. - И не забывай, что многие копы ярые католики. Представляешь, что нам устроят эти ублюдки, если мы попадемся полностью угашенные и пьяные в краденом обмундировании? Боже, да они нас кастрируют. - Ты прав, - говорю. - И, Христа ради, не кури ты эту трубку на светофорах. Не забывай, что нас видно. Он кивнул: - Нам нужен большой бульбулятор. Держали бы его тут, под сиденьем, спрятанным. А если кто увидел бы нас - решил бы, что это у нас кислород. Мы провели остаток того вечера, кружа в поисках материалов и погружая машину. Потом наелись мескалина и отправились купаться в океане. Где-то около рассвета перекусили в кофейне "Малибу", потом очень осторожно проехали через город и вывалились на задымленное выхлопными газами Шоссе Пасадена, ведущее на восток.

Тонюсенькую книжицу со странным названием «Страх и отвращение в Лас-Вегасе» и пугающе небрежными иллюстрациями я приобрел в конце 1990-х в давно почившем в бозе магазине интеллектуальной книги на Маяковской. Терри Гиллиам еще не выпустил одноименный фильм, Томпсон в России был известен в весьма узких кругах, к которым я не принадлежал, поэтому совершал покупку, руководствуясь скорее интуицией. Было это в декабре, и под Новый год, отправляясь в Пензу, я прихватил с собой недавно купленную книгу. Road story в общем вагоне заиграла дополнительными красками, я одновременно несся по полуденной Калифорнии в Большой Красной Акуле и неспешно пересекал Рязанскую область по темной стороне Земли; фантасмагоричные полицейские, журналисты, ящеры, официанты и иные порождения измененного сознания Хантера Томпсона на редкость удачно контрапунктировали с моими попутчиками – бизнесменами-мешочниками, бабками и студентами.

Позже я неоднократно перечитывал «Страх и отвращение…», всякий раз открывая там новые грани. Коронными номерами, конечно же, являются наркотические трипы Рауля Дьюка и Доктора Гонзо, заходящих запредельно далеко в саморазрушающей критике Американской Мечты, но сводить ценность этой книги к набору гэгов было бы большой ошибкой. Дьюк и Гонзо используют наркотики не как релаксант от праведных трудов по выкачиванию денег из окружающего мира, а как способ познания реальности, а возможно, и как способ выживания. «Тот, кто становится зверем, избавляется от боли быть человеком». Книга написана в начале 1970-х, когда захлёбывалось движение 1960-х, а «новые тупые» и «поколение свиней» (олицетворяемые тогда в первую очередь Никсоном) двигались победным маршем к рейганомике и бушизмам. Битва за будущее была проиграна, и участникам движения 60-х (под видом Дьюка автор, весьма радикальный журналист, изобразил сам себя, а прототип Доктора Гонзо – левый адвокат Акоста) оставалось лишь дразнить выкормышей системы, не в силах пошатнуть её основы. И хотя книга переполнена изумительными фразами на все случаи жизни, сущность её выражена в крайне грустном абзаце:

«Это было всеобщее фантастическое ощущение, что все, что мы делаем, правильно, и мы побеждаем… И это, я полагаю, и есть та самая фишка – чувство неизбежной победы над силами Старых и Злых. Ни в каком-либо политическом или военном смысле: нам это было не нужно. Наша энергия просто преобладала. И было бессмысленно сражаться – на нашей стороне или на их. Мы поймали тот волшебный миг; мы мчались на гребне высокой и прекрасной волны... И сейчас, меньше пяти лет спустя, можешь подняться на крутой холм в Лас-Вегасе и посмотреть на Запад, и если у тебя все в порядке с глазами, то ты почти разглядишь уровень полной воды – ту точку, где волна, в конце концов, разбивается и откатывает назад».

Сила книги в том, что физически ощущаешь упомянутый гребень волны. И при отливе нужно помнить, что следом за откатившейся волной приходит новая.

Оценка: 10

Это чтиво я перечитываю раз в год, два. И книга не становится от этого скучнее - наоборот, каждый раз я нахожу в ней что-то новое. По-началу мне казалось что это просто рассказ о том, как торчки делают разные безумства, но с каждым прочтением я начинал понимать истинную ценность этого произведения. Ведь что самое интересное в ней - это ведь не совсем художественная книга, в ней описана реальность через призму субъективности автора. Это действительно очень крутой период в истории США, и многие жалеют что он закончился именно так. Поколение свиней победило, и, возможно, как это не грустно признать, оно будет побеждать каждый раз. Силы не равны, но каждый человек может жить достойно, даже несмотря на внешние обстоятельства. Лично для меня это произведение стало неким ориентиром в жизни, в том, как следует оценивать некоторые вещи. Но, конечно же, «Страх и отвращение» можно прочитать просто как книгу на досуге, без всех этих углублений в тему, слишком уж хорошо написан текст.

Оценка: 10

Знакомство с творчеством Хантера Томпсона у меня состоялось с фильма «Ромовый дневник». После чего я прочитал одноимённую книгу. И фильм, и книга весьма понравились, затронули определённые струны души, и надолго запали в память.

Недавно решил испытать подобные ощущения и открыл самое известное произведения Хантера. Вот это.

Когда-то давно смотрел почти одноимённый фильм по нему - Страх и ненависть в Лас-Вегасе. Смутно помню, что не досмотрел, ибо на экране увидел откровенный трэш. Хотя оценка у фильма вполне высока - 7,6/10 и в некоторых кругах он считается культовым.

Увы, с данным романом у меня произошла ровно та же история - заставил себя дочитать примерно 1/3, после чего бросил сие неблагодарное занятие. Понимания не состоялось и на этот раз. Коротко моё мнение - наркоманский бред.

Оценка: 4

Сразу оговорюсь, что оценку я поставил скорее снятому по этому произведению фильму (в котором тон задает гениальная игра Джонни Деппа и Бенисио дель Торо; два балла я отнял за излишнюю затянутость), нежели самому роману. Что касается книги, то в ее отношении у меня в сознании не сложилось четкой формулы, которая бы рассчитывала конкретное значение оценки. С одной (отрицательной) стороны - в ней обильно присутствует сквернословие (которое мне очень не по душе), а сюжет для моего восприятия слишком дикий и представляет собой хаотичный набор дерганых эпизодов, по большей части либо невнятных, либо непостижимо гротескных (что, впрочем, вполне соответствует тематике романа). С другой стороны - главной ценностью «Страха и отвращения» является фигура Рауля Дюка, то есть самого автора - Хантера Томпсона. Человека с огромной харизмой, выдающимся интеллектом, оригинальным мировоззрением и невероятной жизненной энергией. И если сюжет романа не произвел на меня особого впечатления, то тем более пристального внимания заслужили острые и замечательные наблюдения и размышления Томпсона об американской жизни той эпохи: я бы даже сформулировал - об Американском Бытии. Как ни относись к мировоззрению Томпсона, для меня является очевидным и непреложным тот факт, что он был Личностью. И присутствие в книге этой Личности, безусловно, является тем обстоятельством, которое сделало ее обязательным для моего прочтения и оставило в душе глубокий яркий след.

Оценка: 8

Об иллюзорности персонажей...

Был ли Гонзо реальным человеком или это просто долгоиграющий глюк в голове главного героя и рассказчика? При просмотре фильма на этот вопрос четко ответить нельзя, хотя основания так думать есть. Все-таки в фильме есть живой актер. Об него другие персонажи как минимум будут спотыкаться. Книга - более удобная форма, чтобы живописать путешествие с воображаемым другом. Что мы имеем, если просто рассмотреть факты, изложенные в книге?

Прежде всего, зачем спортивному обозревателю в командировке адвокат? Фотограф был бы уместнее, но за фотографа там отдельный персонаж. Большинство эпизодов коммуникации с Гонзо происходят тогда, когда Дьюк уже готов (включая самый первый по времени эпизод в Поло Ландж). Я сейчас про полноценные диалоги с приятелем. Часто бывает так, что Дьюк уже отходит от принятого, но еще не трезвый. В это время активность Гонзо тоже есть, но она минимальна. Под кайфом у обоих персонажей время от времени наступает поразительное единство: оба становятся докторами журналистики, у обоих оказывается больное сердце и т.д. А еще они на протяжении всего текста синхронно закидываются одними и теми же веществами. «Адвокат» - это скорее кличка Гонзо, чем его профессия. Ни одного юридического термина в его речи замечено не было. «Как твой адвокат» Гонзо советует исключительно разную фигню. Его манера изъясняться точь в точь такая же, как и у Рауля Дьюка. Адвокат не говорит: «Брошу в вашу говенную забегаловку бомбу». Адвокат обещает засудить забегаловку. А вот у Дьюка кое какие правовые зачатки в речи иногда проскакивают. Когда же Дьюк трезвый (такое в тексте редко, но бывает), то Гонзо пропадает из текста будто бы его никогда и не было.

Мастерства автора хватило на то, чтобы все доказательства реальности/иллюзорности Гонзо получились косвенными. Так что же Гонзо такое? Советчик, который мыслится отдельно от себя, в целях сохранения остатков логики, когда ты убит в хлам? В принципе, интересное решение. Если не считать того, что с логикой в советах Гонзо где-то 50 на 50. Но, наверное, это лучше чем ничего. Все привело к тому, что читая фразу «мой адвокат», я мысленно переделывал ее на «мой внутренний адвокат».

Есть правда идея, что Рауль Дьюк - тоже выдуманная личность. Приходит же в отель телеграмма «Хантеру С. Томпсону для передачи Раулю Дьюку». А еще ближе к концу книги фигурирует эпизод с фотографией журналиста Томпсона вместе с Гонзо. Так что вполне возможно, что на самом деле в Вегас приехал сам автор книги для написания очередной скучнейшей статьи о гонках и полицейской конференции. А чтобы не сильно скучать, придумал себе парочку воображаемых друзей, которые перманентно пребывают в невменяемом состоянии для того, чтобы описать свою командировку их глазами. Почему бы и нет? Вечно убитый спортивный обозреватель, которым командует или дает советы его вечно убитый адвокат. Оба совершают какие-то броуновские движения, но при этом не попадают ни в больницу, ни в тюрьму. И, несмотря на весь угар и чад кутежа как-то, умудряются выполнить все задания. Два сказочных персонажа.

Можно усложнить. Хантер С. Томпсон выдумывает себе Рауля Дьюка, а Рауль Дьюк выдумывает себе Гонзо. Именно поэтому Рауль в начале книги не уверен насчет национальности приятеля (говорит, что тот _скорее_всего_ самоанец), но потом детали про друга у него в голове утрясаются.

Об американской мечте...

Если все-таки попытаться найти в книге смысл или хотя бы сквозную тему, то упрешься в это словосочетание. Оно достаточно неопределенное, так что подойдет как контейнер для многих смыслов. Торчка-журналиста послали в командировку освещать гонки и писать про американскую мечту. Вторая часть задания пришлась герою по душе. В интерпретации главного героя Американская Мечта заключается в том, что белому мужику с удостоверением журналиста в принципе доверяют. Доверяют ехать делать работу. Доверяют аванс. Доверяют номер в отеле. Доверяют Красную Акулу в прокате. Что еще могут доверить проходимцу? Вся книга - это и есть ответ на этот вопрос. Как говорит главный герой: «...мы на пути в Лас-Вегас в поисках Американской Мечты... это очень опасное предприятие - можно так вляпаться, что и костей не соберешь…» Белому мужику с правильным удостоверением действительно могут перестать доверять, и тогда действительно будет плохо. Крутая тачка и куча наркотиков здесь являются непременными атрибутами, без которых поиски пределов доверия невозможны. Так что перманентная убитость главного героя может рассматриваться как жертвенность на благо любимого дела. Кайфа от веществ на самом деле выходит немного. А вот чувство постоянной измены таки есть. Но _такие_ трудности главного героя не пугают. Этот квест «только для тех, кто обладал истинным мужеством». В конце концов: «Ладно… за чем дело стало? За решеткой было написано много прекрасных книг».

О главном герое...

Все приключения Рауля Дюка можно воспринимать как тоску по былым временам. Даже не по молодости, а всего лишь по недалекому прошлому (5-6 лет назад), когда его жизнь была интереснее. «Энергия целого поколения вырывается наружу в восхитительной яркой вспышке». Автору повезло. Он при этом остался жив. Можно ли снова прикоснуться к былому счастью и чувству о том, что все, что бы ты ни делал, является правильным? С ударением на слове «все»? Если очень хочется, то можно. Правда придется вместо писателя стать одноклеточным журналистом (критиковать этот типаж Томпсон любит и в других произведениях тоже), убить собственное сердце принимаемыми веществами и испытывать постоянное чувство страха. Стоит ли?

«а сейчас вы должны меня извинить, меня накрыло».

Оценка: 9

Как можно это оценивать) Это уникум, единичное явление на все времена, это эпоха, это небольшой кусочек времени существовавший в США, это едкая сатира над обществом и самим собой, это тонкое наблюдение, это жизнь. Перевод рекомендую новый, Копытов

Оценка: 10

Хантер Томпсон

Страх и отвращение в Лас-Вегасе. Дикое путешествие в Сердце Американской Мечты

Тот, кто становится зверем, избавляется от боли быть человеком

Доктор Самуэль Джонсон

Серия «Альтернатива»

Hunter S. Thompson

FEAR AND LOATHING IN LAS VEGAS

Перевод с английского Алекса Керви

Компьютерный дизайн А. Барковской

Печатается с разрешения The Estate of Hunter S. Thompson и литературного агентства The Wylie Agency (UK) Ltd.

Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers. Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

Часть первая

Мы были где-то на краю пустыни, неподалеку от Барстоу, когда наркотики начали действовать. Помню, промямлил что-то типа: «Чувствую, меня немного колбасит; может ты поведешь?..» И неожиданно со всех сторон раздались жуткие вопли, и небо заполонили какие-то хряки, похожие на огромных летучих мышей, ринулись вниз, визгливо пища, пикируя на машину, несущуюся на пределе ста миль в час прямо в Лас-Вегас. И чей-то голос возопил: «Господи Иисусе! Да откуда взялись эти чертовы твари?»

Затем все снова стихло. Мой адвокат снял свою рубашку и лил пиво себе на грудь – для лучшего загара. «Какого хрена ты так орешь?» – пробормотал он, уставившись на солнце с закрытыми глазами, спрятанными за круглыми испанскими темными очками. «Не бери в голову, – сказал я. – Твоя очередь вести». И, нажав на тормоза, стопанул Великую Красную Акулу на обочине хайвэя. «Без мазы упоминать об этих летучих мышах, – подумал я. – Бедный ублюдок довольно скоро сам увидит их во плоти».

Уже почти полдень, а нам все еще оставалось проехать более сотни миль. Суровых миль. Я знал – времени в обрез, нас обоих в момент растащит так, что небесам станет жарко. Но пути назад не было, как и времени на отдых. Выпутаемся на ходу. Регистрация прессы на легендарную «Мнит 400» идет полным ходом, и нам нужно успеть к четырем, чтобы потребовать наш звуконепроницаемый номер люкс. Модный спортивный нью-йоркский журнал позаботился о брони, не считая этого большого красного «шевро» с открытым верхом, который мы взяли напрокат с парковки на бульваре Сансет… А я, помимо прочего, – профессиональный журналист: так что у меня было обязательство представить репортаж с места событий, живым или мертвым. Спортивные редакторы выдали мне наличными триста баксов, большая часть которых была сразу же потрачена на «опаснейшие» вещества. Багажник нашей машины напоминал передвижную полицейскую нарколабораторию. У нас в распоряжении оказалось две сумки травы, семьдесят пять шариков мескалина, пять полос промокашек лютой кислоты, солонка с дырочками, полная кокаина, и целый межгалактический парад планет всяких стимуляторов, транков, визгунов, хохотунов… а также кварта текилы, кварта рома, ящик «Бадвайзера», пинта сырого эфира и две дюжины амила.

Вся эта хренотень была зацеплена предыдущей ночью, в безумии скоростной гонки по всему округу Лос-Анджелеса – от Топанги до Уоттса – мы хватали все, что попадалось под руку. Не то чтобы нам все это было нужно для поездки и отрыва, но как только ты по уши вязнешь в серьезной химической коллекции, сразу появляется желание толкнуть ее ко всем чертям.

Меня беспокоила всего лишь одна вещь – эфир. Ничто в мире не бывает менее беспомощным, безответственным и порочным, чем человек в пропасти эфирного запоя. И я знал, мы очень скоро дорвемся до этого гнилого продукта. Вероятно, на следующей бензоколонке. Мы по достоинству оценили почти все остальное, а сейчас – да, настало время изрядно хлебнуть эфира. А затем сделать следующие сто миль в отвратительном слюнотечении спастического ступора. Единственный способ оставаться бдительным под эфиром: принять на грудь как можно больше амила – не все сразу, а по частям, ровно столько, сколько бы хватило, чтобы сохранять фокусировку на скорости девяносто миль в час через Барстоу.

«Старый, вот так и надо путешествовать», – заметил мой адвокат. Он весь изогнулся, врубая на полную громкость радио, гудя в такт ритм-секции и вымучивая слова плаксивым голосом: «Одна затяжка унесет тебя. Дорогой Иисус… Одна затяжка унесет тебя…»

Одна затяжка? Ах ты, бедный дурак! Подожди, пока не увидишь этих блядских летучих мышей. Я едва мог слышать радио, с шумом привалившись к дверце в обнимку с магнитофоном, игравшим все время «Симпатию к дьяволу». У нас была только одна эта кассета, и мы непрестанно ее проигрывали, раз за разом – сумасшедший контрапункт радио, а также поддерживая наш ритм на дороге. Постоянная скорость хороша для грамотного расхода бензина во время пробега, – а по каким-то причинам тогда это казалось важным. Разумеется. В такой, с позволения сказать, поездке каждый должен внимательно следить за расходом бензина. Избегай резких ускорений и рывков, от которых кровь стынет в жилах.

Мой адвокат давно уже, в отличие от меня, заметил хитчхайкера. «Давай-ка подбросим парнишку», – проговорил он и, до того, как я успел выдвинуть какой-либо аргумент за или против, остановился, а этот несчастный оклахомский мудвин уже бежал со всех ног к машине, улыбаясь во весь рот и крича: «Черт возьми! Я никогда еще не ездил в тачке с открытым верхом!»

– Что, правда? – спросил я. – Ладно, я полагаю, ты уже созрел для этого, а?

Парень нетерпеливо кивнул, и Акула, взревев, помчалась дальше в облаке пыли.

– Мы – твои друзья, – сказал мой адвокат. – Мы не похожи на остальных.

«О Боже, – подумал я, – он едва вписался в поворот».

– Кончай этот базар, – резко оборвал я адвоката. – Или наложу на тебя пиявок».

Он ухмыльнулся, похоже, въехав. К счастью, шум в тачке был настолько ужасен, – свистел ветер, орало радио и магнитофон – что парень, развалившийся на заднем сиденье, не мог ни слова расслышать из того, о чем мы говорили. Или все-таки мог?

«Сколько мы еще продержимся?» - дивился я. Сколько еще времени осталось до того момента, когда кто-нибудь из нас в бреду не спустит всех собак на этого мальчика? Что он тогда подумает? Эта самая одинокая пустыня была последним известным домом семьи Мэйсона . Проведет ли он эту неумолимую параллель, когда мой адвокат станет вопить о летучих мышах и громадных скатах-манта, обрушивающихся сверху на машину? Если так – хорошо, нам просто придется отрезать ему голову и где-нибудь закопать. И ежу понятно, что мы не можем дать парню спокойно уйти. Он тут же настучит в контору каких-нибудь нацистов, следящих за соблюдением закона в этой пустынной местности, и они настигнут нас, как гончие псы загнанного зверя.

Бог мой! Неужели я это сказал? Или только подумал? Говорил ли я? Слышали они меня? Я опасливо бросил взгляд на своего адвоката, но он, казалось, не обращал на меня ни малейшего внимания – наблюдал за дорогой, ведя нашу Великую Красную Акулу на скорости в сто десять или около того. И ни звука с заднего сиденья.

«Может, мне лучше перетереть с этим мальчиком?» – подумал я. Возможно, если я объясню ситуацию, он слегка расслабится.

Книга, которой исступленно восхищались.

Книга, ставшая своеобразным «водоразделом», отграничивающим подлинный нонконформизм от «пластикового».

Дальнейшее – неописуемо…

Перевод: Алекс Керви

Хантер Томпсон

Часть первая

Хантер Томпсон

Страх и отвращение в Лас-Вегасе. Дикое путешествие в Сердце Американской Мечты

Посвящается Бобу Гейгеру по причинам, которых не стоит здесь объяснять

и Бобу Дилану

за Mister Tambourine Man

Тот, кто становится зверем, избавляется от боли быть человеком

Доктор Самуэль Джонсон

Часть первая

– Что, правда? – спросил я. – Ладно, я полагаю, ты уже созрел для этого, а?

Парень нетерпеливо кивнул, и Акула, взревев, помчалась дальше в облаке пыли.

– Мы – твои друзья, – сказал мой адвокат. – Мы не похожи на остальных.

«О Боже, – подумал я, – он едва вписался в поворот».

– Кончай этот базар, – резко оборвал я адвоката. – Или наложу на тебя пиявок».

Конечно. Я повернулся на сиденье и одарил его широкой приятной улыбкой… восхищаясь формой его черепа.

– Между прочим, – сказал я, – есть одна штука, которую ты, судя по всему, должен понять.

Он уставился на меня, не мигая. Заскрежетал зубами?

– Ты слышишь меня? – заорал я.

Предыдущая запись

Следующая запись

Новые статьи

Популярные статьи